Анатолий Михайлович Колот
Отмечая в нынешнем году 700-летний юбилей величайшего события в истории нашей Церкви и государства Российского – рождения преподобного Сергия Радонежского, взоры и сердца многих людей, бесспорно, обращены к творению святого отца, духовному Сердцу Руси – Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Обитель игумена земли Русской имеет много исключительных, прекрасных качеств, но одним из самых ярких явлений, как монастыря, так и всей Русской Православной Церкви является Лаврское пение и глубоко церковная богослужебная традиция.
Лаврское пение – огромное духовно-культурное сокровище всего нашего Отечества. Невольно возникает вопрос: что главное в сегодняшнем пении Троице-Сергиевой Лавры, записи песнопений которой распространились на весь мир и пользуются огромной популярностью не только у православных людей, но и среди католиков, протестантов, жителей Европы и Америки? Безусловно, не лишено интереса обращение к богатой истории Лаврского пения, берущей свое начало во времена земной жизни преподобного Сергия, а в XV-XVI веках известной развитием Путевого распева с характерными мелодическими оборотами, называвшимися «Троицким путем».
В Лавре веками бережно сохраняется Знаменное пение, а в XVIII веке Лаврские напевы как особенно значимые вошли в состав рукописного Ирмология (1748 год). Все это важно и интересно, так же, как, например, изучение прекрасного архитектурного ансамбля Лавры, история формирования которого насчитывает более 500 лет. Вместе с тем, если представить на мгновение, что все это великолепие лишается Преподобного, в один миг остается все – прекрасные храмы, величественные стены, старинные корпуса, но нет святого Сергия, его жития, подвигов, благодатного покрова, то все моментально теряет свой смысл. Это происходит потому, что сущность всего в Лавре – это не архитектурные формы зданий, пусть они и важны, а сам Преподобный, Основатель обители, ее Игумен и Душа, по настоящий день непрестанно пребывающий со своей братией. Так получается и с певческой тематикой. Важны ноты, традиции, музыкальные черты, но без тружеников, без великих подвижников этой нивы, все это стало бы мертвым, да и, пожалуй, не смогло бы родиться на свет Божий. Именно поэтому имеет смысл рассказать о певческой традиции Лавры через знакомство с личным, человеческим фактором. В первую очередь следует вспомнить уникальную личность, архимандрита Матфея (Мормыля) – известного регента Троице-Сергиевой Лавры (|2009), благодаря которому традиция ее пения была воссоздана, обогащена, обрела свое новое дыхание и бытие.
Архимандрит Матфей родился 5 марта 1938 года на Северном Кавказе, в станице Архонская в семье казаков с потомственными музыкальными традициями. В 1956 году окончил среднюю школу. Затем, намереваясь стать священником, он поступил в Ставропольскую Духовную Семинарию, которую окончил в 1959 году. Его педагогами были известный регент В.П. Пестрицкий, знаменитый хоровой дирижер К.К. Пигров.
С 1957 года, по окончании первого класса семинарии, отец Матфей нес послушание псаломщика и регента левого клироса в Никольской церкви города Ессентуки. Там он познакомился с известным на Северном Кавказе регентом диаконом Павлом Звоником, который зародил в душе молодого семинариста регентскую деятельность.
Во время обучения в Московской Духовной Академии, в 1961 году, будущий архимандрит был принят в число послушников Троице-Сергиевой Лавры. В том же году он стал уставщиком и старшим регентом монастырского хора, руководителем объединенного хора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и Московских Духовных Академии и Семинарии.
В декабре 1962 года был пострижен в монашество с именем Матфей (в честь апостола и Евангелиста Матфея). С 1963 по 2005 годы преподавал в Московской Духовной Академии и Семинарии, а также в Регентской школе. В 1971 году был возведен в сан архимандрита.
В 2009 году знаменитый регент архимандрит Матфей отошел ко Господу и был похоронен за алтарем церкви Святого Духа в Троице-Сергиевой Лавре.
Кроме этих известных основных фактов из официальной биографии, необходимо выделить особо важные качества этого многогранного человека, деятельность которого имеет исторические масштабы. Отвечая в одном из своих немногочисленных интервью на вопрос о том, как же пришла идея служить Богу, отец Матфей подчеркнул: «Слово «идея», мне кажется, ко мне не подходит. Сердечное желание. Любил я Церковь, в церковь ходил, с детства пономарил, так что тут говорить об идее не приходится. Просто я очень любил Церковь». Именно эту любовь к Богу и Церкви он пронес через всю свою жизнь – от детства, проведенного в глубоко церковной среде своей семьи в далекой казацкой станице под Владикавказом до преклонного возраста, когда он, будучи заслуженным профессором Московской Духовной Академии и главным регентом Лавры, преодолевая физическую немощь, приезжал на колясочке, чтобы провести лекцию, службу или очередную спевку. Отец Матфей жил по принципу «что Церковь – то и я», не просто отдаваясь целиком и полностью, но живя делом своей жизни, имея одно дыхание с Церковью и ее литургической жизнью. Богослужение было его стихией. Не нужно было отцу Матфею смотреть в церковный календарь, чтобы узнать, какого святого празднуется память или какие нюансы привносит сегодня Устав – все это он знал буквально наизусть, сходу мог ответить на любой вопрос. Жил не только делом, но и людьми, которых ему посылал Господь, теми студентами, которые у него пели или учились. Одной встречи было достаточно, чтобы отец Матфей запомнил своего подопечного, который становился теперь для него родным ребенком.
Собор святых Ангелов. Двусторонняя икона-таблетка около 1500 года.
Новгород, Историко-архитектурный музей-заповедник
Что же сделал отец Матфей для современного Лаврского пения? Можно сказать, что он создал его, причем на «руинах», оставшихся от разрушенной древней традиции. Чтобы понять степень его заслуги, стоит обратиться к историческому контексту начала певческой деятельности архимандрита Матфея.
Лавра была закрыта в 1919 году, а последний ее дореволюционный регент иеромонах Нафанаил (Бачкало) вынужден был регентовать в храме Петра и Павла, а затем и вовсе скитаться по приходам Московской епархии. Следует отметить, что этот человек тоже очень много потрудился для совершенствования певческой традиции монастыря, по свидетельству современников, работая с хором и создавая свои авторские обработки «в духе «древних распевов». Отцу Нафанаилу принадлежит заслуга формирования напева Зосимовой пустыни как целостного явления, а также создания и обработки целого комплекса Лаврских песнопений. Однако после 1917 года многое было утрачено, уничтожено, а сама богатая богослужебная традиция прервана на 27 лет.
«Триипостасное Божество» («Приидите, людие, Триипостасному Божеству поклонимся…»).
Царские мастера, XVII век
В 1946 году, когда на Пасху впервые были вновь совершены утреня и Божественная Литургия, возрождать все пришлось с самого основания. Из воспоминаний очевидцев известно, что первый хор Лавры собирался из простого народа на молебнах с акафистом преподобному Сергию. Эти молебны в ожидании открытия обители по воскресеньям совершал Наместник архимандрит Гурий в Ильинской церкви города. Сформировавшийся смешанный хор в течение 15 лет просуществовал под управлением протодиакона Сергия Боскина. В 60-е годы полноценной деятельности коллектива стали препятствовать хрущевские власти, проводившие антицерковную политику на законодательном уровне. Именно в это непростое время, в 1961 году, и пришлось отцу Матфею, тогда еще студенту Духовной Академии Льву Мормылю, взять на себя послушание управлять Лаврским пением. По свидетельству самого отца Матфея, не было практически ничего – ни нот, ни разработанных систем, и главное, ощущался резкий разрыв с дореволюционной традицией. Буквально «по крупицам» отцу Матфею удалось собрать как изданные, так и рукописные материалы иеромонаха Нафанаила, что составило основу преемственности.
«Иже Херувимы…». Икона 1570-х годов, Сольвычегодский Благовещенский собор
Смотря на двух этих тружеников певческого дела минувшего столетия, невольно замечаются определенные параллели и в то же время антиподы их жизненного пути. Как иеромонах Нафанаил, отец Матфей, несмотря на свой талант, не собирался быть церковным регентом, но стал им исключительно по послушанию. Оба эти регента в центр своей деятельности полагали возрождение древних традиций монастырского пения, сочетая его с взвешенным церковным подходом к исполнению партесных произведений. Их роднила природная скромность, стремившаяся в случае отца Нафанаила уйти от публикации собственных сочинений, а в случае отца Матфея — подписывать свои произведения как угодно, но не прямо, как это обычно принято, и многое подчас делать скрытно. Отличие заключалось в том, что если отец Нафанаил получил высшее музыкальное образование, то за плечами отца Матфея не значилось даже одного класса музыкальной школы. Это официально, а фактически он был образованнейшим человеком, который с юности до последних дней занимался самообразованием. Он действительно никогда не переставал учиться, самосовершенствоваться, искать новые формы исполнения, отказываться от предыдущего не очень удачного опыта и находить более изящные варианты.
Архимандрит Матфей рассказывал о своей жизни и призвании: «Что меня спасло? Это духовенство, которое, когда я был еще маленьким, уже выходило из мест не столь отдаленных. Эти поседевшие, набравшиеся опыта через горе и испытания священники, у которых была очень сильная вера. Их можно было слушать сутками и не уставать, потому что они говорили от сердца, они говорили правду, и никто из них не отошел от Бога. Вот почему вера была – потому что мы эту веру видели вживую. Она нам через воздух, через пение передавалась. Вот тогда я и полюбил пение. Хотя образования у меня нет, я самоучка».
Отец Матфей никогда не считал, что достиг абсолютного уровня, и именно это позволяло всегда развиваться и двигаться вперед. Наконец, еще одно качество, которое роднит архимандрита Матфея с иеромонахом Нафанаилом – это трудолюбие и работоспособность. Энтузиазм, с которым работал отец Матфей, встречается не так часто, особенно в настоящее время. Он мог титанически трудиться, петь с хором по несколько Литургий и концертов в день; особенно это проявлялось при подготовке записей пластинок и дисков, когда спевка могла проходить с самого утра до позднего вечера. Певцы уже изнемогали, а отец Матфей под конец дня выходил из спевочного зала разгоряченный и недовольный тем, что поработали так мало… С великим усердием он собирал певческий материал; при отсутствии всякого рода оргтехники в 60-70-е годы самостоятельно переписывал для своего большого хора в полсотни человек партитуры, так что, как он сам рассказывал, под конец жизни, «при виде нотного стана глаза сразу плыли». Он бережно компоновал и создавал на основе напевов Зосимовой пустыни, Валаамского и Соловецкого монастыря обиход Великого поста, и в частности, утрени Великой Пятницы с чтением 12-ти Страстных Евангелий. Это была любимая служба отца Матфея в году. Он называл ее «приношением» каждого регента Голгофской Жертве.
Бесспорной заслугой архимандрита Матфея как главного уставщика Лавры, является возрождение ее богослужебных, уставных традиций. Чего только стоят лаврские сходки хора на середину храма, одновременное пение на два клироса, исполнение стихир с канонархом, уставное пение одним певцом великопостной молитвы «Да исправится молитва моя…», возглашение прокимнов на вечерне не диаконом в алтаре, как это распространено, а, как это положено, канонархом на центре храма; ипофонное исполнение «Господи воззвах…» на Великой вечерне под воскресенье, когда учиненный монах читает в полном объеме 140 и 141-й псалмы, а правый и левый хоры попеременно негромко поют стих «Услыши мя, Господи» и «Воззвах к Тебе, спаси мя» соответственно.
В течение XVII-XIX веков как Знаменный, так и другие древнерусские распевы были практически полностью вытеснены партесным пением и подчас вовсе забыты. Возрождение Знаменного распева, введение его заново в богослужение – это заслуга отца Матфея.
В вопросе формирования репертуара архимандрит Матфей старался избегать ригоризма и соблюдать «золотую середину», удачно совмещая авторские произведения с оригинальными древними и монастырскими распевами. Поразительно было умение отца Матфея исполнять нетяжелые в исполнении песнопения из обихода (а обиход он ценил в первую очередь) самым красивым и выразительным образом. Не отказывался он исполнить такое произведение и на Патриаршей службе, причем звучало оно нисколько не хуже любой самой сложной авторской музыки. Вообще, у отца Матфея не было разделения на «первосортное и второсортное», как не делил он богослужения на праздничные и будничные. Для него любая служба была Пасхальной, как он не переставал говорить: «Регентовать нужно так, как будто это последняя служба в твоей жизни».
В своей статье «Литургические традиции Троице-Сергиевой Лавры» архимандрит Матфей с присущим ему тактом обтекаемо употреблял обороты «братией обители написана служба», «появилось специальное последование», «возрождена традиция» и т.п., нарочно не уточняя, что именно он принимал активное и первостепенное участие в литургическом творчестве, являясь автором как музыки, так и многочисленных богослужебных текстов. Особо следует выделить его труды по музыкальному оформлению службы русским святым, написанной святителем и исповедником Афанасием, епископом Ковровским. Духовную связь и преемственность с этим великим святым отец Матфей пронес через всю свою жизнь. Самыми известными из данного цикла являются стихиры «Земле Русская…», изложенные отцом архимандритом на напев Киево-Печерской Лавры.
Следует отметить о творческом тандеме архимандрита Матфея с диаконом Сергием Трубачевым – церковным композитором (женатым на дочери священника Павла Флоренского), произведения которого впервые исполнялись лаврским хором и отсюда обрели свою популярность. Дружил отец Матфей и с другими выдающимися людьми своего времени. Любил у него на клиросе попеть известный певец И.С. Козловский. Тесное сотрудничество связывало отца Матфея с известным регентом хора московского храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке Н. Матвеевым, с которым он в свое время создавал Регентскую школу при Московской Духовной Академии. С большим уважением и симпатией относился к отцу Матфею одесский регент Н. Вирановский, и пользовался взаимностью, проявившейся, в частности, в исполнении тропаря Иверской иконе на музыку Вирановского, записанного на одной из пластинок.
Вместе с тем, следует заметить, что отец Матфей был человеком творческим, но с весьма непростым характером. Далеко не все могли с ним ладить и уживаться, а его требовательность, бескомпромиссная жесткость в достижении поставленной цели заставляла трепетать и даже бояться многих. Тем не менее, несмотря ни на какие сложности в человеческих отношениях, невозможно назвать хотя бы одного человека, который бы не относился с глубоким уважением к личности архимандрита Матфея и не благодарил бы Бога за время, проведенное вместе с этим великим художником Православного богослужения…
На похороны отца Матфея прибыло около десяти архиереев, три хора, множество духовенства, представителей московской консерваторской, творческой интеллигенции, полный храм народа. Более семи часов любящие друзья и ученики торжественно провожали в последний путь этого великого человека. Именно торжественно, потому что та служба больше походила на Пасхальное богослужение, чем на какое-то траурное событие. Как отец Матфей относился при жизни к пению и богослужению, так прошло и его отпевание. Он всегда останется в памяти людей, знавших его, живым, немного улыбающимся, с характерной ухмылкой и блеском в глазах, а дело его жизни продолжает жить как в Лавре, так и далеко за ее пределами, создавая ему лучший памятник. Необходимо пожелать, чтобы современные регенты бережно хранили и преумножали то значительное наследие, которое оставил отец Матфей, а главное – трудились, не покладая рук, с его ревностью и любовью к своему служению!
Источник: Приходской вестник храма Преображения Господня на Песках. К 700-летию преподобного Сергия Радонежского // Православный журнал. Вып. № 11 (38) Ноябрь, М., 2014. – С. 58-63.